Спустя неделю после вторжения ВСУ в Курскую область мы отправились в эпицентр событий, чтобы своими глазами увидеть, что происходит, пообщаться с беженцами и курянами о том, как они переживают сложный период в их жизнях. Но у меня была и личная причина отправиться в Курскую область.

Засыпая под гул сирен

Путь в Курск был долгим. Так случается всегда, когда отправляешься в новом направлении. Всякий раз приходится пялиться в навигатор и корректировать маршрут. Мы с итальянским журналистом Витторио Ранджелони развлекали друг друга шутками про неправильный поворот и внезапно выезжающий танк с треугольником на борту. Смешно это было только потому, что понимали, что фронт отсюда далеко, поэтому и навигатору можно было довериться. Но на войне лучше ими не пользоваться, иначе неизбежно он поведет в места, где бед не миновать.

За окном мелькали указатели неизвестных нам ранее населенных пунктов. Некоторые названия особенно веселили, вроде «Гнилое» или «Хохол». Но все внимание на себя забирало солнце, медленно закатывающееся за горизонт. Пейзаж был залит оранжевым светом, на мгновение даже могло показаться, что едем по какой-то арабской стране.

Периодически на трассе приходилось вклиниваться в военные караваны. Зеленые грузовики с черными номерами ехали колонной. На них не было даже масксетей, не говоря уже о «мангалах» на бортах. В зоне СВО, откуда мы выехали, все реже встречается военная техника без соответствующих средств маскировки и безопасности на случай атаки дронов. Тут такого не было. Удивлял и тот факт, что даже после трагического инцидента с разбитой колонной в условном тылу военные грузовики все еще ездят один за одним, а не держат дистанцию. Понятное дело, что до украинских позиций здесь было далеко, но никто не отменял вероятность удара из дальнобойной артиллерии, которая при желании с той стороны могла выпустить серию ракет и разнести в пух и прах колонну снабжения. Эти мысли не покидали меня всякий раз, когда приходилось ровняться с военными «Уралами».

Размышления прервал телефонный звонок.

— Денис, привет, ты где едешь? — прозвучал в трубке голос, который не слышал практически 12 лет. Это был Николай — мой родственник по маминой линии. Они жили в Казачьей Локне — в небольшом поселке Суджанского района. Николай и его близкие стали невольными свидетелями украинского вторжения неделю назад. Теперь их дом находится под контролем ВСУ. Семье Николая пришлось покинуть Казачью Локню, временно они живут в Курске.

В последний раз с Николаем виделись на «Донбасс Арене», когда он приезжал в Донецк погостить накануне начала боевых действий в ДНР. Он звал неоднократно в гости в Казачью Локню, где у его семьи был уютный домик, о котором он неустанно рассказывал. Но до последнего времени мне так и не удалось приехать к ним в гости. Несчастье «помогло» встретиться с родными из Курской области.

— Вы в Курск приедете уже поздно. Давай тогда встретимся завтра. Вы все свои дела днем поделаете, а вечером можно будет спокойно посидеть, поговорить. Все расскажу, как сын Артем вывозил нас в бронежилетах и касках, — закончил телефонный разговор Николай.

Счастьем было узнать, что они выехали из зоны боевых действий, что они находятся в безопасности. Повидаться с семьей Николая была одна из причин приехать в Курскую область.

Внезапно небо разрезала ракета ПВО. Кривой дугой след тянулся влево от нас. Три вспышки сменились небольшими облачками. Цели были успешно поражены на подлете к городу. Сомневался, что в самом Курске подозревали о том, что где-то в полях упали сбитые украинские ракеты. Спустя примерно минут 20 на телефон пришло СМС с извещением об объявленной ракетной опасности.

В Курск заехали, когда уже стемнело. По обе стороны дороги были хвойные деревья. Пахло так же, как в северной части Донецкой области, которая все еще находится под контролем ВСУ. Этот запах напоминает довоенные времена, проведенные в поселке Щурово. На въезде в Курск на стеле уже зажгли буквы с названием города. По привычке старались успеть попасть домой до начала комендантского часа. С удивлением выяснили, что несмотря на объявленную контртеррористическую операцию, в Курске комендантский час не стали вводить. Значит можно было не нестись сломя голову, а спокойно доехать до съемной квартиры.

Заселились в квартиру-студию, располагающуюся рядом с парком Героев Гражданской войны. Несмотря на поздний час, на улице было много людей: шумные компании, девушки с маленькими собачками, молодые люди на самокатах, мамочки с колясками. И тут мы впервые услышали сирену воздушной тревоги. Вой стоял минут 5, а после тревога стихла. Все это время куряне спокойно передвигались по городу, и даже намека не было на то, что кого-то из них напугал тревожный звук. Разумеется, никто в убежище не отправился. Мы же стояли на балконе и вслушивались в звуки вокруг, ждали, что в любой момент может прогреметь взрыв. Для Донецка это обычное дело, хотя сигналы тревоги никто не включает. Но в Курске во время работы сирен взрывы не прогремели. За ночь ракетную опасность объявляли еще 4 раза. И каждый раз ни разрывов ракет, ни звуков прилетов слышно не было. Так за одну ночь мы привыкли к вою сирен и больше не обращали на него внимание, как и жители Курска.

Проблема в том, что это может сыграть злую шутку. В момент реального обстрела люди будут не готовы к нему, банально не успеют укрыться в убежище. Чем-то это напомнило сказку о мальчике, который кричал «волки-волки».

«Я бы за ним в пламя отправился»

Утром сирены проревели еще несколько раз, пока мы на кухне пили кофе и строили планы на день. Сразу решили отправиться к дому, рядом с которым упала сбитая «Точка У» украинских войск. По карте посмотрели маршрут, до точки падения было всего с десяток минут езды. Загрузили в машину рюкзаки с фототехникой, в багажнике на всякий случай валялись бронежилеты, каски и подсумки с медикаментами — мера предосторожности, не более того.

Проехали мимо парка и увидели на углу центр «Красного Креста». Вдоль дороги установили палатки и надувной медицинский пункт. Здесь люди могли получить одежду, еду, медикаменты и подать заявку на поиск родственников. К международным организациям у меня предвзятое отношение после ряда громких скандалов, связанных с сотрудниками печально известной миссии ОБСЕ. Но оказалось, что это был российский «Красный Крест». Работают здесь местные врачи и студенты-медики. Большая часть — добровольцы. До вторжения ВСУ в Курскую область «Красный Крест» помогал бездомным, а теперь — беженцам из курского приграничья.

На лавочке в тени под натянутым тентом сидели две женщины. Давать комментарий на камеру отказались, но поговорить согласились. Обе рассказывали, что не были готовы к такому исходу событий.

— Тогда мы провожали наши танки, а теперь пришлось встречать вражеские, — проронила одна из женщин, вспоминая произошедшее неделю назад, а после заплакала. Она пыталась успокоиться и взять себя в руки, но получилось это сделать только через минуту.

— Ладно. Нечего расклеиваться. Нужно начинать жизнь заново, — сказала она, вытирая слезы с лица.

Напротив стояла карета «скорой помощи». На борту автомобиля были заклеены красные кресты и надписи «скорая помощь». На крыше лежала маскировочная сеть. Это последствия удара украинских беспилотников по «скорой» в Курской области в первые дни атаки ВСУ. Теперь медики, отправляющиеся за раненными в зону боевых действий, вынуждены прибегать к мерам безопасности.

По пути к поврежденному дому заметили еще несколько пунктов выдачи гуманитарной помощи. Остановились возле ПВГП у курского цирка. Людей здесь было много. Все – разного возраста: взрослые люди с колясками с малышами внутри, старики в потрепанной одежде, молодежь с уставшими лицами. Сновали вдоль коробок с вещами, выбирали подходящую себе одежду. Тут же волонтеры кормили беженцев. Чай, кофе и бутерброды лежали на белом пластиковом столе. Рядом стоял большой казан с пловом. «Бесплатные обеды только для беженцев» — гласила табличка. В действительности никто не разбирался. Предлагали еду буквально всем, даже мне молоденькая курянка с лучезарной улыбкой протягивала одноразовую посуду с ароматным пловом.

Через несколько минут мы припарковались во дворе дома, который повредила украинская «Точка У». С этой стороны здание было не повреждено. Заметили патруль военных, который ходил по периметру. Падение ракеты произошло неделю назад, но солдаты вместе с полицейскими все же следили за порядком. Обошли дом с обратной стороны и тут же заметили последствия обстрела. Под окнами все еще заметна воронка от упавшей ракеты. Часть квартир выгорела. Из окна одной из них мужчина в оранжевой футболке выбрасывал выгоревшее нутро.

— Там возле машины была ракета, — выкрикнул мужчина, указывая на поврежденный автомобиль у дома.

На углу дома стояла припаркованная гражданская машины, обтянутая полиэтиленом. Должно быть, мужчина имел в виду фрагмент украинской ракеты, которой в действительности уже не было под автомобилем. Все осколки уже были собраны и увезены.

Мимо дома прошла пожилая пара. Рассматривали квартиру на втором этаже. Старик подошел к посеченной осколками стене, всматривался в балкон.

— Мы здесь живем на втором этаже. Это наша квартира, — показал на уничтоженный балкон мужчина.

Соседней квартире повезло куда меньше. Она выгорела. Чернеющие глазницы окон поражали прохожих зевак. Но куда больший интерес вызывали мы. Люди с камерами местных заставляли забеспокоиться.

— А вы кто такой? — спросил меня пожилой мужчина, стоящий у подъезда, рядом с которым висел указатель «Убежище».

— Журналист.

— А удостоверение у вас есть? Хватает тут всяких «журналистов», — с нескрываемым сомнением произнес он.

Достал из рюкзака пресс-карту, показал и мужчина поменялся на глазах. Он стал более разговорчивым и рассказал мне свою историю. Его зовут Николай. В момент прилета он находился в квартире. Своих близких вывел на улицу, а после вернулся в квартиру за своим котом.

— У нас здесь рядом ЖД-вокзал. По нему били, - предположил Николай.

— Кот выжил?

— Да, все с ним в порядке. Знаете, я бы за ним и в пламя отправился. Как же я его брошу? Нет. Он у меня молодец. Не испугался, — с гордостью говорил Николай.

Рассказывая о той ночи, мужчина казался абсолютно спокойным. Николай рассказал, что панику у него не вызвала ситуация в Курской области.

— Ведь президент, когда говорил о начале СВО, был прав. Это теперь уже ясно без вопросов. Только начинать все это надо было еще раньше, но дождались и теперь вот с этим столкнулись. Они же поперли бы на нас, они это и сделали, но сейчас. Тогда же, в 2022-ом, они не были готовы. Их застали врасплох. А теперь они основательно подготовились и ударили по нам. Этого нельзя было допускать.

К нему подошли соседки и все вместе они стали обсуждать компенсацию за полученный ущерб. Кто-то из жильцов дома уже успел оформить необходимые для этого документы. Соседи продолжали обсуждать выплаты, не обращая на меня никакого внимания. В это время вновь загудела сирена. Никто в укрытие не стал уходить, хотя чтобы это сделать, нужно было всего лишь спуститься в подвал в нескольких метрах от места, где мы разговаривали.

«У вас 20 минут на сборы»

Весь первый день мы потратили на поездки по городу: ПВРы и пункты выдачи гуманитарной помощи. Беженцы в основном не были расположены общаться с журналистами. Кто-то боится за свой дом, который ВСУ могут взорвать после вышедшего в российском издании или на телевизионном канале сюжете, кто-то устал давать интервью корреспондентам, а кому-то попросту это не нужно.

Вечером, как и договаривались, отправились на встречу с моими родственниками. Вбили в навигатор адрес и поехали. Как оказалось, живут они на выезде из Курска. Новенький жилищный комплекс с высокими многоквартирными домами заметили еще на подъезде. Пришлось постоять в пробках — куряне возвращались домой после рабочего дня. Парковочное место удалось найти с трудом, наворачивая круги по двору. В центре на детской площадке играла детвора в футбол, у подъездов о чем-то болтали старики, по аллее прогуливались уставшие после работы местные жители.

У дома нас встретили Николай, его жена Наталья и сын Артем. Николай был все такой же улыбчивый, словно не изменился с нашей последней встречи. Только седых волос добавилось. Он крепко пожал мне руку и обнял. Представил свою семью и предложил сесть на лавочке.

— Прости, что мы не можем тебя пригласить в гости. Мы тут на птичьих правах. Нас пустила пожить подруга жены, мы живем не одни, гостей запрещают приглашать, — извинялся Николай.

— Никаких проблем. Лучше расскажите, как вы выезжали, как все началось.

— Проснулся 6 августа, стреляют. Я думал, что это ПВО что-то сбивает. Стреляют и стреляют. У нас в Казачьей Локне прилетов не было слышно. Стреляли по Судже. Обстрел шел 4 часа. Обстрелы и раньше случались, но таких разрушений раньше не было.

Я работаю в поселке рядом с Суджей, через нее нас обычно возят на работу. В Суджу нас не пустили, развернули. Но мы увидели, что горит здание прокуратуры. Она была полностью разбита. На работу приехали с опозданием. На работе сказали, что в Свердликово зашли или забирают его, было непонятно. Нам сказали, что кто хочет, может уезжать. Тех, кто молодые, у кого дети, их забрали. Вечером я приехал на объездную дорогу рядом с Суджей, а оттуда пошел домой. В то время Суджа уже горела.

На следующий день сказали, что суджане могут на работу не приходить. Я остался дома. К тому моменту уже не было ничего: ни света, ни воды. А в Судже еще и газа не было.

Мой сын служит в МЧС. Он как раз в сутках был на службе. Он позвонил и сказал, что заедет к нам. Зашел к нам и сказал, что у нас 20 минут на сборы. Сам он пошел к себе собрать вещи. Артем сказал, что украинцы уже в Русском Поречье (село в Суджанском районе), но их вроде тогда еще там не было, но слухи уже ходили.

У сына были бронежилеты и каски. Им их на службе выдали, у нас же обстрелы постоянно случались. Он выезжал на места обстрелов и рассказывал, что дрон на них уже сбрасывал взрывчатку. Мы надели бронежилеты, каски и поехали. По трассе ехали 140 км/ч, так как дроны летят со скоростью 120 км/ч и они не догонят, если быстро ехать. Там уже на трассе стояли подбитые беспилотниками гражданские автомобили. Сначала мы приехали к моей сестре во Льгов. Там пробыли 3 дня, а потом перебрались в Курск, — рассказал Николай.

— Люди начали выезжать 6 августа. У нас на выезде из села есть бугор, они там останавливались и надеялись переждать ракетную опасность и вернуться обратно. Такое было неоднократно до этого. Люди так сутки стояли и ждали, что обстрел прекратится. Но потом поняли, что этим все не закончится, — объяснил Артем.

— Люди поняли, что ловить тут нечего и стали выезжать. Так к тому же они (артиллеристы ВСУ) использовали не советские ракеты, а западные. Они знали, что после этой артподготовки пойдут в наступление. Сперва они разбомбили все, пересекли границу и пошли в наступление.

— А есть связь с теми, кто остался?

— ВСУ же за неделю до вторжения стали бить по всем вышкам. Там же нет связи с 6 числа. У нас нет связи с ними, а там много людей осталось. Кто-то остался из-за хозяйства, кто-то не верил, что ВСУ войдут. Удается связаться только с теми, кто выехал. Там в безопасности они уже связь ловят, отзваниваются родным, что с ними все хорошо. Только так мы можем узнать, что там.

Они же готовились к вторжению. Не только по вышкам связи били. У нас в поселке одна заправка была. Я ездил туда заправляться, в том числе и рабочие машины. Заправку атаковали. Остальные сами закрылись, — рассказал Артем.

Тут у него зазвонил телефон. Позвонили с центра выдачи гуманитарной помощь у курского цирка. Звали разгружать привезенный груз. Беженцы из Суджанского района там не только получают помощь, но и сами просятся помогать в разгрузке. Накануне Артем с Николаем уже разгружали фуры с гуманитаркой, в этот вечер они вновь туда отправились поздно вечером, чтобы ночь провести, разгружая гуманитарную помощь.