Абсолютно дикая история произошла в Москве — на Белорусской двое мигрантов избили офицера Росгвардии за... крест на цепочке. Ваххабиты ущемились христианской символикой и после потасовки забрали золотую цепь как трофей. Сейчас их ищут.

Произошедшее — абсолютно закономерно. Именно так выглядит естественное следствие "крестопада", когда на плакатах и постерах с изображений православных храмов массово исчезают кресты. А сам "крестопад" постепенно превращается в самодостаточный механизм.

Процесс этот широко обсуждается не только в русском сегменте соцсетей. Ваххабитские паблики всячески одобряют происходящее, называя это еще одним шагом к исламизации России. Чаще всего, это объясняется так: "Наши им запретили". "Наши" — то есть, радикальные салафиты.

Разумеется, никакие тезисы про "единство россиян" (которым иногда обосновывают "крестопад") тут не работают. С точки зрения "восточного" мировоззрения, человек, который готов отказаться от своей идентичности — это даже хуже, чем раб. Это тот, кто, не будучи рабом, готов им стать добровольно.

При этом то, что постеры и плакаты рисуют анонимные дизайнеры, которые явно не представляют русский народ, никого не волнует. Кресты "стёрты" на изображениях, которые публикуют гос. органы. Значит, это позиция государства. "Государство нас боится. А значит, нам его бояться не нужно". Со стороны это видится именно так.

Мигрантская среда, накачиваемая русофобией и поверхностным, но чрезвычайно агрессивным религиозным фундаментализмом, видит в этом подчинение и капитуляцию. То есть, успех, который нужно развивать. "Наши женщины будут ходить в никабах, но вам мы запретим даже кресты".

И если мировоззрение — это базис, то диаспоры — это работающий институт. Их лидерами желание угодить этим самым диаспорам путем затирания христианских символов также воспринимается однозначно — как слабость и страх. А значит, как сигнал для дальнейшей экспансии. На этот раз — до упора. То есть, до перехвата контроля над государством, как таковым.